Вернувшийся к рассвету - Страница 29

Сухой треск рвущейся ткани заставляет сгустившееся вокруг меня облако неприязни отпрянуть в сторону и, закрепляя успех, я делаю шаг вперёд и громко вопрошаю претендента на лидерство, суя ему в руки кусок ткани:

— Разве это простынь? Говно это, а не простынь! — и, не давая ему успеть переоценить ситуацию, продолжаю развивать достигнутый успех — Слушай, а у тебя открывалка или нож перочинный есть?

— Э… Тебе зачем?!

— Компот абрикосовый открыть. Очень вкусный.

Я отворачиваюсь на долю секунды и тут же возвращаю голову назад, ловя глаза крепыша в ловушку своего взгляда:

— Сам, кстати, будешь?

И как финальный штрих несостоявшегося батального полотна — протянутая ладонь и голос, на полтона ниже:

— Меня зовут Дима Олин. А тебя?

Вот и всё. Чистая победа. Никакого нейропрограмирования, разных хитрых вербальных жестов вроде открытых ладоней, поз дружелюбия и вечно счастливого взгляда дауна в переносицу собеседника. Удивил, сбил акцент внимания с себя на несчастного владельца разорванной простыни, поставил противника перед выбором и тотчас же предложил вкусную халявку. И мгновенно у нас образовались мир, дружба, абрикосовый компот. Ну и маленький плюс для моего морального облика — никто не валяется под кроватью без сознания. А то последнее время как-то всё однообразно у меня все конфликты разруливать получается, без дипломатических штучек, без выдумки. Путь же насилия — путь отнюдь не в тупик, а к власти. Но здесь власть мне нужна, как собаке заряженный пистолет — я ведь сюда отдыхать приехал, а не подчинять всех и вся. Я лучше дружить буду. Ну, по крайне мере попытаюсь.

Заплаканную Васнецову Марина нашла в библиотечной беседке. Заведующая лагерной библиотекой ещё не приехала из города, задержалась, дожидаясь, когда ей соберут методички и подшивки журналов и ключ висел на стене в комнате вожатых в свободном доступе.

— Ну, так и знала, что ты здесь!

Марина уселась напротив Васнецовой, критически осмотрев заплаканную мордашку подруги, чуть поколебавшись, протянула ей носовой платок:

— На, подруга, вытрись, а то выглядишь как наш Семёныч после получки — глаза красные, физиономия опухшая. Только от него духами не пахнет.

Васнецова всхлипнула и, взяв протянутый ей кусочек ткани, приложила его к лицу, громко высморкалась, после чего начала нервно теребить платок в пальцах, брезгливо отдёргивая кончики пальцев от ткани, когда прикасалась к влажным местам.

— Рассказывай, подруга, что за горе в нашем ауле? Или подожди, дай угадаю, это Олег Юрьевич, наш грозный главный пионер, причина?

— Да-а! Я газету рисовала, а он, он….. Я потом в отряд пришла, а там какой-то хулиган у мальчиков простынь порвал, а он говорит, что я не слежу за дисциплиной…. А я к девочкам ходила….. Я вышла, а Олег Юрьевич пришел. Я только в комнату, а он меня спрашивает: «Васнецова, как же вы так?». И так посмотре-е-ел!

И подруга снова разревелась в голос, всхлипывая, нервно поддёргивая плечами и прижимая к лицу мгновенно начавшую намокать измятую тряпицу. Назвать носовым платком эту пятнистую, в грязных разводах туши тряпочку, язык не поворачивался.

Марина смотрела на Ольгу и хмурилась. Олег, это понятно, отругал её за дело, но вот реакция подруги не совсем соответствовала ситуации. Ну, набезобразничал кто-то из пионеров, ну получила втык, но убегать в беседку и рыдать в уголке это как-то слишком.

«Втюрилась, что ли, в старшего вожатого? Вполне возможно. Олег, мужик симпатичный и представительный, серьёзный, а Оленька у нас девушка „тургеневская“, мечтательная и с настоящей жизнью мало знакомая. Да и не было у неё мужика никогда, так обжимашки после танцев с сокурсниками, а тут сразу такой орёл-мужчина, настоящая „мечта ткачихи!“».

— Ну ладно, подружка, да будет тебе! Подумаешь, немного поругал! Забудет! — Марина беззаботно махнула рукой и, передвинув стул, подсела рядом, обняла Ольгу, притянув к себе — Он тебе понравился?

— Кто-о?

— Ой, вот только не надо мне тут дурочку из себя разыгрывать! Олег наш, кто ещё! Ну, давай, признавайся — понравился?

— Понравился-я…

— Ну и дура!

Марина отодвинулась от подруги, внимательно посмотрела на ревущую и задумалась: «Сказать, ей какой Олежка кобель? Так ведь не поверит! Подумает, что я сама на него запала, это точно. Но и оставлять её так не получится — навыдумывает себе невесть чего, нафантазирует, и будет „оленьими“ глазами на Олега смотреть, а девочки из её отряда это мгновенно заметят и укусят в самый неудачный момент. Это маленькие оторвы могут, это у них хорошо получается. А пионервожатая без авторитета — это самый страшный кошмар воспитателя. Всю смену придётся напрягаться и получится, что она, Марина, в итоге будет одна тащить работу по отряду. Ладно, что-нибудь придумаем потом, а пока надо как-то отвлечь её».

— Ну, хватит милая, не плачь, заканчивай сырость разводить.

Марина потрепала подругу по плечу.

— Кто простынь-то порвал, узнала?

— Дима Олин, из второго звена.

Оля всхлипнула и беспомощно посмотрела на старшую подругу.

— Я его спросила, зачем ты это сделал? А он встал вот так и знаешь, что мне ответил?

Ольга как можно шире распахнула глаза, округлила рот и, развернув плечо, изобразила отвечающего:

— Это всего лишь нелепое происшествие, Ольга Викторовна. Детское баловство. Вам не нужно обращать на это внимание, да и конфликт уже урегуле… уригу…

— Урегулирован.

Марина автоматически поправила подругу.

— Вот-вот, это самое слово. Где вот только наглости набрался так разговаривать?