Вернувшийся к рассвету - Страница 14


К оглавлению

14

Я смотрел на стоящих передо мной понурившихся Геннадия Селькова и Антона Кошкина — Геру и Длинного и ждал, когда эти орлы наберутся храбрости начать рассказ о своём горе. Хотя, какие они орлы! Оба в снегу по самые воротники, алкоголем прёт за километр, глаза в сторону отводят, только что ножкой по бетонному полу не шаркают. Гера сильно избит и его левый глаз уже полностью заплыл. Медным пятаком тут уже не отделаешься, гематома качественная и, скорее всего, лопнули глазные сосуды. Кто же его так? У кого смелости хватило тронуть моего человека? Ладно, сам расскажет!

Злился я на них — сидел, ни кого не трогал, справочник по химии конспектировал и вот на тебе, на ночь глядя припёрлись две «матушки» ровно в половине одиннадцатого. Топтались, сопели и курили в подъезде минут пятнадцать, не меньше. Табаком здорово тянуло в квартиру. Алинка с Маринкой притащили с кухни табуретку и подглядывали за ними в глазок, периодически сменяясь и докладывая мне оперативную обстановку. Потом, наконец, решились позвонить. Длинный протянул руку к дверному звонку и тут я открыл дверь.

М-да, не ожидал того эффекта от своего появления — парней как тараном от двери отнесло. Гера испуганным зайцем метнулся по подъездной площадке, сунулся к выходу, но на полпути сменил направление и, обтирая плечом штукатурку на стене, вернулся на место. Длинный держался получше — лишь отшагнул назад и нервно вздрогнул.

Так, играть в молчанку и сверлить парочку взглядом мне надоело. Завтра в школу, портфель не собран, сёстры не уложены спать, а эти господа хорошие, похоже будет молчать до второго пришествия.

— Кто, что, где, когда? Длинный, рассказывай!

— Димыч, тут такая замутка, короче, образовалась нездоровая…..

Так, Димыч, не Сова. При таком начале рассказа мне стало ясно, что случившееся довольно важно и, оборвав движением ладони начавшего говорить Длинного, я приказал:

— Снег отряхнуть, в квартиру зайти! Быстро!

Не дело серьёзные вещи обсуждать на подъездной площадке — звукоизоляция у дверей советских квартир никакая.


Я отпил чай и покатал в ладонях тёплую кружку. Действительно, проблема и проблема с большой буквы. То, что отобрали товар и побили моего человека, это мелочь. Наши доблестные стражи порядка, сиречь милиция, уже осуществляли пару раз подобные демарши, и чуть побив и отобрав пару блоков дефицитного «Мальборо» или фильдеперсового «Кента» и рублей тридцать — пятьдесят отпускали мой персонал. Это дело житейское, заранее запланированные потери. Работа у людей такая, план, разнарядки и прочее, начальство строгое. Азамат меня предупреждал об этом и он же договорился о размере ментовской доли. Но в данном конкретном случае работала не милиция, и не сержанты с рядовыми ППСниками били Геру и отбирали у него товар. Другие люди Геру били. Неумело били, но жестко, старались — я такие вещи сразу замечаю.

— Он назвал своё имя, Гера?

— Да, Сова. Владимир Пугин, командир комсомольской дружины.

— Напомни мне ещё раз, что он велел тебе передать на словах и в этот раз постарайся не мямлить, а повторить слово в слово!

— Он… Он сказал — Гера в задумчивости наморщил лоб и завёл глаза к потолку. Я терпеливо ждал.

— Он сказал: «Комсомольский привет тебе, спекулянт и преступник, Сова!» — при этих словах Гера дёрнулся и испуганно посмотрел на меня. Я успокаивающе приподнял над пластиковой столешницей стола ладонь. Гера продолжил:

— Мы объявляем тебе беспощадную войну и клянёмся, что ни одна твоя поганая «шестёрка» не сможет больше спекулировать в нашем городе и нарушать законы нашей страны! И совсем скоро мы найдём тебя и покараем….

— Со всей революционной беспощадностью….. — продолжил я фразу Геры и со стуком поставил допитую чашку на стол.

— Ага. Почти так, Сова.

Гера удивлённо хлопнул единственным зрячим глазом и уткнулся в свою кружку с чаем. Я развернулся к Длинному:

— Так, Антон. Завтра обойдешь всех наших и дашь им задание — узнать всё об этом юном Робеспьере местного разлива. Как выглядит, сколько лет, где живёт, где учится, что ест, чем срёт и какого цвета у него трусы. Всё понятно?

Я внимательно посмотрел на Длинного. Понял по взгляду, что не подведёт, в лепёшку разобьётся, но сделает. Приятно осознавать, что твои предположения верны и подтянутый ещё год назад Длинный всё же стал верным мне человеком. Не правой рукой, нет, еще не совсем дотягивает, но мой, мой со всеми его потрохами. Я перевёл взгляд на Геру:

— Гера! Идёшь завтра в поликлинику в семнадцатый кабинет. Врача зовут Ольга Мартынова, скажешь от Артура Алексеевича ты. Запомнил? Хорошо. Получишь у неё без вызова ментов больничный и отдохнёшь пару недель. Думаю, что твоё родное ПТУ как нибудь переживёт твоё отсутствие.

— Хорошо, Сова, схожу. А ты что будешь делать?

— Я? Я буду думать.

— Не…. Я об этом…. Пугине. С ним ты, что делать будешь?

Гера на секунду замолчал, и словно бросившись в холодную воду с высокого берега, выпалил драматическим шёпотом:

— Убьёшь? Или как Сиплогов могилу живьём закопаешь?

Длинный судорожно фыркнул в чашку и, подавившись чаем, сдавленно закашлялся. Я похлопал его по спине и холодно произнес:

— Антон, проводи Геру домой, будь любезен. Видишь, человек не в себе, заговаривается. Возможно, у него сотрясение мозга и я думаю, что ему просто необходима твоя помощь.

Длинный понятливо кивнул и начал торопливо вставать из-за стола.


Я сильно растёр вдруг заболевшие виски кончиками пальцев и посмотрел на настенные часы — три пятнадцать утра. Выпить ещё чаю? Да ну его к чёрту! От этого недоступного многим дрянного псевдо «Липтона» меня уже подташнивает — пью пятую или шестую кружку, точно не помню. На уроки завтра, то есть уже сегодня не пойду — буду отсыпаться. Досижу до утра — смысла ложиться спать уже нет, накормлю близняшек завтраком, провожу их в школу и дождусь маму. Она вернётся с ночной смены, поест нажаренных мной тостов с горячим чаем, погладит устало меня по голове и отправит спать. Почему я не пошел в школу она спрашивать не будет — за прошедшие два года мама смирилась с тем, что я фактически стал главой семьи и не будет ни чего говорить. Не пошел в школу — ну и не пошел, значит так надо. И волноваться и спорить с сыном по этому поводу бессмысленно — посмотрит серьёзно своими зелёными глазищами в упор и тихо скажет:

14